Рассказал вчера Ирке про подстроенный мной случай, она посмеялась и сказала, что проще было бы своих ребят взять, чем с бомжами связываться. Про своих ребят я подумал, но Колю парнишка не испугается, а Тему привлекать… … я знаю, как он бьет. Двинет один раз и парень скопытится. Вся постановка насмарку. Да и зачем нормальных ребят привлекать, бомжи для женщин страшнее и поведение естественней. Ирка потом стала интересоваться, как я с шефом её говорил, и откуда он меня знает? Судя по его поведения, Терентьев меня сильно уважает, и к ней стал относится подчеркнуто уважительно, не то, что раньше… А что было раньше? Поймал я на слове супругу. Но она промолчала.
Выходной прошел как обычно. А перед сном я задумал побывать в Гималаях и задуманное сбылось…
«Голые скалы. Кругом только снег и камни, подножия горы не видно. Стелется туман. Соображаю, что не туман то вовсе, а облака. Пронзительный никогда не перестающий дуть ветер, синь неба, ранящая глаза. В скале вырублены ходы, собственно и не скала то вовсе, где я стою сейчас, а монастырь. Совершенно пусто и холодно. Ветер гуляет по пустым коридорам и закоулкам, свободно проходя оконные проёмы. Царство вечного сквозняка. Холодина жуткая. Жить здесь не смогут даже йоги… И похоже тут никто никогда и не жил… Но для чего то его строили? Что это? Какой-то шум.
Слышу шарканье ног по камням, из-за поворота появился завернутый в оранжевый балахон монах. Прошёл мимо, не задерживаясь ни на секунду. Лицо азиатское, с раскосыми глазами. Последовал за ним. Деревянные сандалии шоркают и гулко постукивают по каменному полу. Прямой коридор с отростками в виде отпочковавшихся от него келий. Что-то отвлекло моё внимание, не помню, на миг упустил монаха из глаз и он пропал. Стою в комнате довольно просторной и абсолютно пустой. Тупик. Выходов нет. Присматриваюсь и вижу, что не стена передо мной вовсе, а некая грань и если смотреть определённым образом, то она прозрачна, т. е. её вовсе нет. Получается большое окно.
И через это окно открывается потрясающий вид на подножие гор. И там не царство камня и снега, а цветущая зелёная долина. Город циклопических храмовых сооружений, просто тонущий в зелени и тёплых лучах солнца. Вот она! Шамбала!
Не сказка, не миф, а просто инореальность. Те же горы, та же планета, но не здесь и не сейчас… и в то же время одновременно с нами. Как это может быть? Может она не в том времени? Теряюсь в догадках… Место встречи изменить нельзя. А время?
Шагнуть туда и не пытаюсь. Лишь достойные могут пройти стену, которой для них нет…».
Сразу с утра меня выдернули комитетчики. Поздоровался за ручку с начальником, и он меня озадачил. Умеет говорить подлюка. Напрямую не сказал, но им нужна была моя помощь в следующем — узнать, где Эмма хранит контрольный пакет акций и прочие нужные документы. Насколько я понял Зеленский идет в полную несознанку, а применять к нему методы недозволенные законом чекисты опасаются. Связи у господина Зеленского большие, а вдруг он выплывет и это им припомнит? На их просьбу я ответил, что мне нужны вещи принадлежащие Эмме, чтобы попробовать считать информацию. Принесли пакет, в коем был галстук, ключи от квартиры и офиса, брючный ремень, бумажник с документами и часы. Часы меня и заинтересовали… Настоящие швейцарские, похуже моих конечно, но что-то вот меня тянет к часам, хотя их не ношу. Всё дело в том, что любые часы (а дарила мне их мама несчетное количество) у меня сначала начинают спешить минут на 15 вперед, а потом и года не проходит как они ломаются, я их теряю, у меня их воруют и т. д. и т. п. Взял в руку, подержал, посмотрел картинки и отложил в сторону, все тоже проделал и с другими предметами. Нельзя сказать, что инфы не было никакой, но была не та, что нужно. Например, я видел всяческие важные лица, с кем Зеленский общался, видел суммы, которыми он расплачивался за девочек, вытаскивая деньги из бумажника, видел, как гулял в ресторанах. В общем, много всякого ни о чём. Единственная ценная информация — я теперь знал, что его часы остановятся навсегда — в семь часов пятнадцать минут. Утром или вечером непонятно, но в это время Зеленский точно умрет. Инфу эту я начальнику не сказал, но дал понять, что предметы мне не особо помогли, перечислил ряд лиц, которых видел в картинках и опознал. Павел Маркович, кивнул и предложил мне личную встречу с Зеленским, может, непосредственно с него считать что-то получится. От такого предложения я дар речи потерял. Вот это подстава! Да стоит Эмме шепнуть, меня же его цепной пёс сразу грохнет.
— Приведите Зеленского, — сказал он, нажав кнопку селектора, и мне стало нехорошо.
В кабинет завели Эмму и он, искоса взглянув на меня, уставился на начальника.
— Я ведь уже не раз говорил вам Павел Маркович, что никаких показаний давать не буду. И вообще разговаривать без адвоката отказываюсь.
— Хорошо, Эммануил Викентьевич, можете просто посидеть и помолчать.
— И что это даст? Надеетесь, что этот сопливый экстрасенс мои мысли прочитает? Зря на него надеетесь… И даже если так, то слова его к делу не подошьешь, и в показания не запишешь, — усмехнулся Эмма.
После слов Эммы я почувствовал, как бледнею от бешенства. Хорошо! Сейчас ты у меня получишь по сусалам! Вставлю тебе по самое не балуй! И я нарочито неторопливо и спокойно стал излагать: про его рубиновый камешек, и про прихватизированный завод. Про Кирпичникова, залитого в бетон, и про то, что слова покойного хоть и нельзя записать в дело, но его папочку скоросшиватель очень даже можно… И показания мужской перчатки нельзя пришить к делу, но зато очень даже можно устроить, чтобы дело это сорвалось. И показания горного хрусталя к делу не пришьешь.