Программист - Страница 102

102

— Это что за фокусы? Ты на что надеешься? Быстро открой наручники! Кому сказал!

— До свидания Павел Маркович, некогда объяснять. Но на врагов я не работал и не работаю, и более мне ничего от вас не нужно, — говорю я, складывая вексель вчетверо и пряча в карман.

Сейчас! Сейчас секретарша, страдающая извечной женской болезнью, выйдет из приемной в туалет, носик припудрить. Двойные плотные двери в кабинете шефа звук наружу практически не выпускают, проверено. Пусть он там хоть охрипнет от крика. Быстро шагаю к дверям. Открыл первые, тут же вторые, тут же захлопнул за собой обе, и крик Марковича остался по ту сторону. Выхожу из приемной. А на встречу знакомое лицо, и, кажется, оно что-то успело услышать.

— Привет! Чего там Маркович кричит что ли?

— Да не в духе он сегодня, — улыбаюсь я, — лучше не заходить. Попадешь под горячую руку…

— Спасибо, что предупредил!

— Пока! — говорю я и иду к лестнице. Сейчас же вниз по лестнице. Сил нет, как хочется бежать, но идти стараюсь не сильно быстро, чтобы не привлечь внимание. Привезли меня с черного входа, значит выходим только через парадный. Епифанцеву скучно на вахте, он вышел покурить у входа. Знает или нет про меня? Знает или нет? Будем считать, что сержантику начальство не докладывало.

— Привет служивый!

— Здорово программист!

Раскланиваюсь с охранником и почти бегу через маленький сквер у здания. Вскакиваю на улицу Ленина и, уже не скрываясь, бегу по ней, как угорелый, и слышу крик за спиной.

— Стой! Стой!

Раздается рев догоняющей меня машины, и я бегу из всех сил. Но рев всё ближе, и свернуть тут некуда. Сплошное длинное здание центрального универсама. Оборачиваюсь на миг, чтобы посмотреть как далеко преследователи и вижу, что меня догоняет «Пожиратель дорог».

— Ну, ты псих! Быстро в машину!

Падаю на сиденье к Сашке и едва перевожу дух. Москвич с ревом устремляется на трассу в аэропорт.

— Ты как тут оказался? — первое, что произнес я, когда смог говорить.

— Стреляли. Пацан твой Колька позвонил…, сказал, что забрали.

— А откуда ты узнал, что я сбегу?

— Олега! Ты уже у нас эктрасекс! Я в тебя верил! — широко улыбаясь ответил Саня придавливая педаль газа до пола.

* * *

Два перепуганных бледных лица с большими баулами ждут меня у окошка регистрации на посадку. Мои любимые… Мама и Жена.

— Ты где потерялся?

— Что случилось?

— Всё нормально!

— Какой нормально! Пять минут до окончания регистрации осталось!

— Всё потом, потом ругать будите…

Обеими руками обнимаю я своих родных и близких, и оборачиваюсь к Сане.

— Спасибо друг!

* * *

Через полчаса после взлета, когда убедился, что самолет не разворачивают, я уснул. Не то слово, просто отключился в тесном кресле самолета. И снится мне удивительный сон

«… Разрушенный город, заросший буйной растительностью. Остатки жителей заперты в высотке. Снизу свирепая охрана не выпускающая никого…

А в здании мерзко и гадко, и безнадежно. Оставшиеся в живых, здесь как в резервации. Ободранные стены с грязными надписями, весь пол усеян мусором, обломками мебели и офисной техники… И люди вокруг на людей не похожи, а на животных. Загадили сволочи, подумал я, морща нос и оглядываясь по сторонам, боясь наткнуться взглядом на какую-нибудь сволочь, опорожняющую тут кишечник. Или увидеть совокупляющуюся парочку, что тоже здесь бывает… Но я могу летать. Стоя вертикально скольжу в воздухе буквально в десяти сантиметрах от грязного пола. Перелетаю из одного конца этажа в другой, поскольку там меня ждут. Меня ждет небольшая группа с серыми лицами, изможденными и почти безжизненными, лишь тоска читается на лицах, и робкий призрак надежды.

— Пошли, — сказал я, коснувшись ногами ступенек. И мы стали подниматься все выше и выше, пропуская этаж за этажом, пока не поднялись на крышу. Со скрипом открылась оббитая жестью дверь, и солнце ласково погладило по затылку. Жмурясь от яркого света и ослепительной синевы неба, я шагнул на крышу, и за мной проследовали остальные. С крыши 40этажного дома открывался изумительный вид. Зеленый ковер пышной растительности расстилался до самого горизонта. Лишь высотные дома торчали из него как редкие зубы. А развалины простых пятиэтажек давно были скрыты кронам могучих деревьев.

Мои сопровождающие теснились на карнизе, а я стал шагах в десяти от них и запел. Залился соловьем, извлекая из глубины души неслыханные трели. Запел просто, как поет птица, без слов, радостно и торжественно, как светит солнце, как шумит ветер, как звучит небо. И когда моя песня, льющаяся из глубин души, стала созвучна небу, мы шагнули с крыши… И стали медленно опускаться вниз. Звук, выходящий из меня, поддерживал в воздухе меня и людей. А я все тянул и тянул незамысловатую мелодию самой жизни. И казалось, ей не будет конца… Паря в воздухе, и чуть раскачиваясь, как отлетающие осенние листья, мы медленно опускались к земле. И когда люди благополучно опустились, мне не захотелось прерываться, я все еще пел, легко касаясь ногами кроны деревьев, отталкивался от них, подобно бабочке перелетал от одного дерева к другому… Но продлилось это недолго. Два или три перелета, и звук иссяк. В изнеможении я опустился на поляну усеянную щебнем. Попытался взлететь опять. И не смог. Ужас… Что я наделал?

Люди уйдут. Пусть бегут в поисках лучшей доли. А мне надо вернуться. Но как, если я исчерпал все свои силы?

Стоя на коленях на камнях, нагретых солнцем, я подумал о тех, кто остался в башне. Мне нужно вернуться. Нужно вывести тех, кто еще на что-то способен… Способен дать жизнь новому роду, новому виду людей, не погрязших в грехах и пороках. На первом этаже стража. Там не пройти. Вернуться я могу только тем же путем, каким и покинул это здание… Надо отдохнуть и попробовать взлететь, решил я, распластавшись на горячих камнях…»

102