— Ну, добро пожаловать в нашу компанию, пророк, — улыбнулся я, хотя новости были не радостные.
Даже и не знал, как подойти к тому, чтобы Ирку подготовить. Нельзя сказать, что я поверил в информацию незнакомого Никиты безоговорочно, но готовым быть ко всему надо. Поэтому Ирке второй ключ от сейфа на цепочку на шею, а подробную инструкцию, с планом действий, я вшил ей за подклад любимой сумочки.
Вот и пришел мой последний день, думаю я по дороге в офис. Последний день в родном городе, таком до боли родном и постылом. Если придут арестовывать, то пусть, но только не домой, только не на глазах Иринки. Поэтому я сослался на важные дела, и отправился на работу. Сказал жене и маме, что возможно задержусь допоздна, и если что, встретимся в аэропорте. Посижу с ребятами, как ни в чем, не бывало. Никто кроме Сашки, которому я оставил ключи от своей квартиры и завещал в ней жить, не знает, что я уезжаю, и уезжаю навсегда. Звал с собой Сашку, но он сказал, что с такими деньгами как у него сейчас, он и тут проживет нормально. Я только покачал головой, и посоветовал осторожней реализовывать золото. Небольшими партиями, и по разным городам, чтобы его не вычислили. На самом деле я видел, что Сашка про осторожность забудет, настучат ему по башке и пару килограмм отнимут, но главное, живой останется и относительно богатый.
Последний весенний день проходил сонно и неторопливо. Разговаривал с людьми, советовал всякое разное… А потом, обнаружив у одной женщины, что её мужу не долго осталось, сказал ей, чтобы она ему передала изменить свое поведение и отношение к жизни. Нельзя молча копить обиду в себе, по сути и обижаться нельзя, с вами по жизни поступают так, как вы того заслуживаете. То, что вы промолчали, а не возмутились, не высказали свою точку зрения, воспринимают как слабость и дальше будет только хуже. А накопление обиды приводит к хроническим заболеваниям. У мужа этой женщины накопления уже на грани, чтобы перейти в онкологию. (про онкологию я не сказал)
— Как? Вот так вот прямо и говорить?
— Да, вот так вот и говорить, что думает.
— Так он без работы останется, уволят его…
— Зато здоровый будет… Другой способ не копить обиды, прощать и не зацикливаться на своей персоне. Мало ли кто кого и как назвал? От того, что вас обозвали собакой, вы лаять не станете, и в будке жить не будите, не так ли? И жизни нужно радоваться, радоваться каждому прожитому дню. А не впадать по любому случаю в уныние. Уныние это непринятие мира. А мир на самом деле прекрасен, это люди сами уродуют его и на физическом плане и в своей душе…
— И-ети-его, — матерно, по старинке вдруг сказала пружина входной двери.
— Хозяин здесь? — слышу я голос из офиса, спрашивающий обо мне у Коли.
— Здесь.
— Собирайся Программист, поехали.
— Поехали, — соглашаюсь я, поднимаясь. И на глазах удивленной клиентки господин офицер приковывает мою руку к своей руке наручниками. Коля и Максим провожают нас с комитетчиком с квадратными глазами. А я оборачиваюсь и говорю:
— Коля, там в сейфе под коробкой дарственная тебе на офис… Прощай.
— Ну, здравствуй Программист, — говорит Павел Маркович, без тени улыбки на лице. Сухо и казенно, как эти наручники на моих руках. Показатель того, что взялись за меня серьезно.
— Здравствуйте, Павел Маркович… Только я устал говорить, что я не программист. Называйте, как угодно — компьютерщик, айтишник, системный администратор, но не программист. Программисты, они программы пишут, если вы не в курсе?
— Может быть… Только во-первых, ты у нас проходишь по документам как «Программист», а во-вторых, как ещё эту твою спланированную операцию по хищению государственных секретов назвать, как не запрограммированной? А?
— Вы это про что?
— Ой, не валяй дурака! Или тебе очную ставку с гражданином Давлетияровым Александром Максутовичем 1965 года рождения устроить? Не знаешь такого? Тогда ты наверняка знаешь его как вора рецидивиста под кличкой Артист. В данный момент он находится в камере предварительно заключения и рассказал нам много интересного про нанявшего его колдуна…
— Так если рассказал, зачем мне повторятся? Или вы как менты с одного раза не понимаете?
— Не понял?
— Да. Анекдот такой есть. Подходит пьяный к милиционеру и говорит ему: «Хочешь, я тебе смешной анекдот расскажу?» А тот ему: «Ты, что! Я же милиционер!» А пьяный: «Хорошо, я тебе два раза расскажу.»
— Врезать бы тебе… Но это успеется… Зачем делал слепок ключа от сейфа? По чьему заказу?
— По своему, мне одна вещь вам не нужная была нужна.
— Какая?
— А вы сейф откройте, покажу…
— А чего же не воспользовался отмычкой? Тяму не хватило ключ сделать?
— Хватило, сделал.
— Тогда почему не открыл? Я же тебя в кабинете на час оставлял? И что за документ тебе тут был нужен?
— Так я понял, что спецом оставляли, что я дурак что ли в петлю лезть?
— Догадался или сказал кто?
— Конечно, догадался…
— Так, что за документ?
— Вы меня простите Павел Маркович, но я точно названия не вижу, картинка в голове не четкая, только как выглядит примерно, знаю…
— Хорошо, иди сюда…
Встав со стула, я подошел к сейфу в углу кабинета. Маркович же не таясь набрал код и засунув ключ открыл сейф. Сейф оказался полон увесистых толстых папок.
— Содержимое я тебе почитать, конечно, не дам, но смотри внешне. Эта папка? Эта? Или Эта?
Между папок мелькнул голубой тисненый листок векселя.
— Вот этот документ, — тяну я обе руки к заветному листку. И наручники с моих рук спали, чтобы через мгновение защелкнутся на руке Павла Марковича, приковав его правую руку к ручке сейфа. Замок сейфовый у меня силенок бы открыть, конечно, не хватило. Максимум на что я пока способен, это ложкой чай размешать, или сигарету из пачки взглядом вытащить, но замочек на наручниках весьма прост, с ним давно договорился.